Со звездой «Табакерки» мы знакомы еще со времен, когда из больших ролей у него были лишь Белый клоун в «Смертельном номере», Художник в «Старом квартале» и Неудачник-драматург из «Сублимации любви». В Виталии Егорове аристократичность и несовременность легко уживаются с простотой и абсолютным ощущением сегодняшнего дня во всем, начиная с внешнего вида. Его любят коллеги, гримеры, вахтеры. Называют Витасиком. Нет в нем актерского эгоизма и зацикленности на себе.
 — Только что в «Табакерке» прошла премьера «Воскресение. Супер» братьев Пресняковых в постановке Бутусова, где ты сыграл Нехлюдова. На мой взгляд, это твоя самая большая удача после Мышкина в «Идиоте».
 — Не знаю. Но соглашусь с тем, что после «Идиота» ничего равного у меня не было.
 — До этого ты слышал что-нибудь о Юрии Бутусове? Ведь о нем ходят легенды?
 — Я видел и его «Макбетта» и «Ричарда III». Я понял, что он заставляет артистов работать на сто двадцать процентов. Он знает свое дело и вытаскивает все кишки из зрителей, которые на это ведутся. Естественно, все слышали, что он жесткий режиссер, деспот, монстр. В чем-то это оправдалось. Но, слава богу, у нас все «срослось»? В общем, он оказался вполне хорошим малым (смеется).
 — И что, у тебя с ним не было ни одного открытого конфликта?
 — Нет.
 — Вы на «ты»?
 — Да, хотя какое-то время были на «вы». А однажды он сказал: «Можно я тебя не буду называть Виталием?» Я спросил: «А как»? Он говорит: «Ну, Виталий Михайлович — это неудобно. Мне хочется, чтобы у тебя было имя пожестче, потому что Виталий не очень подходит по типажу, нужно что-то вроде Артура». Я говорю: «Хорошо, тогда я тебя буду называть Володя». Не захотел. Но упорствовал, что меня он должен звать иначе. Я тоже не сдавался: «Тогда ты будешь Вольдемар или Сигизмунд?» В конце концов я остался Виталиком. Когда возникало напряжение, я к нему обращался «Юрий Николаевич», а он ко мне — «Виталий Михайлович». А потом мы уже стали звать друг друга Юрасик, Витасик, что означало, что все очень хорошо.
 — Я помню, как во время репетиций «Идиота» ты, готовясь к роли, столько всего прочитал, посмотрел. А здесь?
 — Что-то смотрел, что-то перечитывал. Но, наверное, самое полезное — это были разговоры с Юрой, потому что у него голова просто безразмерная.
 — Ты роман Толстого «Воскресение»-то перечитал по случаю?
 — Конечно. Хотя сначала принесли пьесу. На первых двух страницах я подумал: о-о-о! это как раз то, что я больше всего «люблю». То есть когда берут известное произведение и переделывают его на современный лад. Терпеть не могу! Пиши свою историю и изгаляйся над ней!.. Но эти два чудесных братца сделали действительно замечательную пьесу. Ничто не переиначили по сути. И когда я перешел на третью страницу — забыл обо всем, не выкурил даже ни одной сигареты, пока читал. Вдруг смотрю: последняя страница! И я тут же взялся за роман Толстого. Когда после репетиций я приходил домой тепленький, свеженький, сразу залезал в роман и сравнивал, как это: страница Толстого, страница Пресняковых и отдельная страница Бутусова. Я их будто бы спрессовывал и понимал, что вырастает что-то совсем другое? Толстого перечитал не один раз, а пять, не меньше.
 — Ты много лет носил длинные волосы. А сейчас постригся. Это для «Воскресения»?
 — Да, Бутусов считал, что у князя должна быть короткая стрижка, причем небрежная, а на лице — какие-то заросли, чтобы он был не совсем приятным человеком. Шились очень красивые костюмы. А на мне были широкие репетиционные штаны, и вдруг Юра говорит: «Вот они мне нравятся!» И их оставили, чтобы и в этом была такая небрежность, а не выпячивание того, что он князь. Юра «князя» очень искоренял. А из меня «князь» иногда, естественно, вылезал. Мне казалось, что это хорошо. А Юра: «Нет, нет и нет!» В первом варианте мой Нехлюдов вообще должен был быть весь в краске, грязный, ужасный?
 — А твоей жизни это добавило внешней небрежности?
 — Не-ет. Как мылся — так и моюсь. Стригусь, делаю маникюр, брею бороду и даже причесываюсь? И я очень люблю красиво одеться.
 — А в доме главное — чистота и порядок?
 — Я понимаю, что это ужасно… Друзья говорят: «Ну, слушай, просто даже раздражает, что эта пупочка у тебя должна лежать вот здесь, а эта — здесь». А для меня во всем этом своя гармония. Даже беспорядок должен быть красивым.
 — Тебе не случалось влюбляться в партнерш?
 — В партнерш нельзя не влюбляться (смеется).
 — И это все сценой заканчивается или нет?
 — Иногда заканчивается. Но и до романов случалось доводить.
 — И это не мешало работе?
 — Может мешать. Когда заканчивается роман. С другой стороны, нужно быть суперартистом, супермастером, чтобы играть с партнершей, которую ненавидишь. Но мне до сих пор везло.
 — Ты как-то сказал, что даже неразделенная любовь полезна.
 — Конечно. Если у человека есть дар любить — значит, он живой. И потом, мы же живем в России. А это оазис, ни с чем не сравнимый. И так, судя по литературе, было испокон веков. Страдания могут быть и в разделенной любви… Страдания, мне кажется, одна из ее составных. Я завидую людям, которые любят друг друга, счастливы, и у них все светло и прекрасно. Такое очень редко бывает. Но что касается русской любви… Странное понятие. Бьет — значит любит. Жалеет — тоже любит. Так и у Островского, у всех русских писателей.
 — Ты называл себя романтичным человеком. Это ощущение не исчезло?
 — Нет. Порой и сейчас чувствую себя юным и беззащитным. Иногда становлюсь грустно-печально-несчастным, как Пьеро. Наверное, это хорошо.
 — В театре у тебя все складывается. А как с кино?
 — Заканчиваю сниматься в третьей части сериала «МУР есть МУР». Летом еще сериалы были? В «Эшелоне» сыграл небольшую роль на родном украинском языке.
 — Сейчас стало хорошим тоном для интеллигенции ругаться матом. Кажется, и ты не исключение?..
 — Да, я очень люблю веселые анекдоты, которые на этом строятся. И вообще-то это фольклорные вещи? В русском мате есть прелесть. Это же слова, которые что-то обозначают исторически.
Взять, например, слово «б..дь». В древнем языке, как я знаю, оно означало болото. Когда вечером, в сумерках, поднимались газы, они начинали фосфорицировать, появлялись такие огоньки, которые называли блуждающими. И вот эти ночные вспышки назывались б..дями. Потому что они блуждают. Когда я узнал эту историю, понял, что это неспроста.
Может быть, ругаться матом и грешно, но я и к этому отношусь нормально, тем более когда люди делают это смачно. Тот же Олег Павлович, когда ввинчивает какое-то словечко, из его уст это так звучит!..
Конечно, есть и были люди, которые никогда не произносили никаких запретных слов. Известна история с Завадским, он же был таким скромным, аристократичным. И однажды поспорил с известным артистом. Тот открытым текстом послал Завадского матом. Режиссер стоял, стоял, а потом понял, что нужно что-то ответить, и сказал: «А вы? а вы? а вы - какашка!!!» — и ушел. Это был самый верх его хамства.
 — А какие простые удовольствия, как говорит Уайльд, тебя сейчас радуют?
 — Устаю так, что времени нет на простые удовольствия. Вот сегодня с утра поспал — и такое удовольствие было в этом!
 — А если свободный день?
 — Буду сидеть дома.
 — Цветоводство не забыто? У тебя же вся квартира была в цветах?
 — Нет, фиалки цветут. Все на месте, все выросло (смеется).
 — Ты по-прежнему ездишь на метро?
 — Да, да. Но собираюсь получить права и обзавестись машиной. Мне нравится «Фольксваген», «Ранглер-джип», но пока будет что-нибудь попроще.
 — А как обстоят дела с поклонницами?
 — Есть верные люди. И после моих неудач они все равно предан. Когда они приходят на спектакль, дарят цветы, говорят какие-то слова, это очень приятно. Появляются и новые люди.
 — На улице не узнают?
 — Это не моя история (смеется). Хотя иногда узнают в неожиданных местах. Я зашел в банк, и вдруг мне говорят: «Ой, как приятно вас видеть, мы были на этом спектакле, на этом, и этом?» Прошлым летом отдыхал в Турции, и на танцплощадке подходит барышня и спрашивает: «Это же вы играли в „Бумбараше“ и „Смертельном номере“?» «Да, я». «Ой, как приятно! А мы сначала думали, что это какой-то местный турок?» (смеется).
 — Ты очаровываешься людьми?
 — Ну, иначе жить неинтересно.
 — Кто очаровывается, часто потом разочаровывается.
 — Случалось. Но я оправдываю это тем, что предельно близко подпустил к себе человека и сам очень доверился.
 — Кризиса среднего возраста не ощущаешь? Сегодня о нем так модно говорить!
 — Я еще до среднего возраста не дошел.
 — Твое сердце сейчас не стопроцентно занято?
 — Не стопроцентно свободно. И процентов тридцать свободных есть (смеется).

ДОСЬЕ «ВМ»
Егоров Виталий Михайлович, заслуженный артист РФ. Родился в деревне на Западной Украине. Окончил Днепропетровское театральное училище. Работал в Одесском драматическом театре, в Театре Советской армии. Окончил Школу-студию МХАТа, курс Олега Табакова. Работает в театре п/р О. Табакова. Играет в спектаклях «Табакерки»: «Смертельный номер» (Белый клоун), «Старый квартал» (Художник), «Сублимация любви» (Пьетро Дегани), «Идиот» (Князь Мышкин), «На всякого мудреца довольно простоты» (Городулин), «На дне» (Барон), «Песочный человек» (Натан), «Бег» (Голубков), «Аркадия» (Валентайн Каверли), «Воскресение. Супер» (Нехлюдов). В спектаклях МХАТа: «Антигона», «Скрипка и немножко нервно», «Сонечка», «Последняя жертва». Снимался в фильмах «Мамука», «Сыщики», «МУР есть МУР», «Эшелон», «Московская сага».