За плечами у заслуженного артиста России, режиссера и педагога Александра Мохова более сорока ролей в кино и на телевидении, в том числе в фильмах «Беспредел», «Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина», «Мужская работа», «Участок» и «Две судьбы». За его плечами десятки созданных им в Театре п/р О. Табакова сценических образов, среди которых Глеб Шустиков в «Затоваренной бочкотаре» В. Аксенова, Рой Сэлридж в «Билокси-блюз» Н. Саймона, Митя Жучков в «Матросской тишине» А. Галича, Федя в «Звездном часе по местному времени» Г. Николаева, Яша в мюзикле «Страсти по Бумбарашу» Ю. Кима, Анчугин в «Провинциальных анекдотах» А. Вампилова и Станизлао Тромби в комедии «От четверга до четверга» А. Де Бенедетти. За его плечами двадцать лет радости, страданий, разочарований и надежд, неразрывно связанных с легендарной «Табакеркой», одним из первых артистов которой он стал в ныне далеком 1986 году. Сегодня в репертуаре артиста Александра Мохова царь Эдип в трагедии «Эдип-царь» на Александринской сцене в Петербурге, генерал Чарнота и Барабанчикова в булгаковском «Беге», Марк в «Искусстве» Я. Резы и Клещ в горьковском «На дне» в театре Табакова. А еще он снимает кино и ищет пьесу для новой постановки. Такой уж он неугомонный человек?

 — В актерской, как и в другой творческой профессии случайности играют далеко не последнюю роль. Иногда они во многом определяют судьбу человека, «ведут» его по жизни. В вашей биографии есть место случаю?

 — Конечно. Начать с того, что актером я стал случайно. Это было в далеком семьдесят восьмом году. Я закончил восемь классов и очень не хотел идти в девятый-десятый. Мне на глаза попалась книжечка для поступающих в средние специальные учебные заведения. Жил я тогда на Дальнем Востоке в маленьком городке Шимановске. Полистав книжечку, пошел поступать в Иркутское театральное училище, при этом значение слова «артист» я понимал, а вот что такое «драматический», для меня было загадкой. Тогда я много чего не знал? В училище мне сказали, что парень я способный и взяли на кукольное отделение. Ведь на коллоквиуме я даже не смог ответить, кто такой Есенин. Я этого не стыжусь, потому что вскоре я наверстал все упущенное. Я закончил Иркутское театральное училище и поехал в Южно-Сахалинск работать в Театре им. Чехова. А через несколько месяцев меня призвали в армию. Именно там я начал много читать, особенно последние восемь-девять месяцев до демобилизации. Жена командира нашего полка работала библиотекарем и, видя мою тягу к чтению, привозила мне из Хабаровска книги и журналы.

 — Неужели поступление сразу на третий курс к Олегу Табакову тоже было незапланированным?

 — Абсолютно. После армии я поехал в Москву, поехал просто так, тоску развеять и посмотреть, что происходит в столице. Я знал, что в Москве я никому не нужен, но хотелось осесть где-нибудь в районе городов Золотого кольца. В столице я встретил друзей, которые поступали на заочное отделение в ГИТИС. И одна моя знакомая девушка сказала, что, кажется, у Табакова есть недобор, не хватает ребят. В этот момент по коридору бежала студентка Марина Зудина. Но сам я подойти к ней постеснялся, и моя знакомая Света Малыгина подошла к Марине с вопросом. Марина подтвердила, что ребят на курсе не хватает, и дала мне адрес. Я поехал и тут же столкнулся с Олегом Павловичем Табаковым, который выходил из театра. А я был в кримпленовом костюме в обтяжку, весил девяносто два килограмма, на голове чуб, ботинки на каблуке? Смех, да и только. Он посмотрел на меня с удивлением и сказал, что едет на спектакль, но педагоги смогут меня посмотреть. Я показывался Авангарду Леонтьеву, Сергею Газарову, Алексею Селиверстову и Владимиру Александровичу Храмову. Я им понравился, но последнее слово было за Табаковым. Он взял меня сразу на третий курс, но сказал, что конкурентоспособность у меня ниже, чем у тех ребят, которые уже учатся, и берет он меня на полгода. Если справлюсь, то останусь, нет — так нет. Я учился день и ночь, сдавал все экзамены. Через полгода был спектакль «Жаворонок» Ануя, и Табаков меня оставил. Я проучился у него с восемьдесят четвертого года по восемьдесят шестой. В том же восемьдесят шестом году студии дали статус театра, и меня пригласили в труппу.

 — В этом сезоне легендарной «Табакерке» исполнилось двадцать. Сегодня вы один из основателей, из числа тех первых, кто стоял у истоков рождения нового театра. Какие ощущения остались у вас от того времени, вам было сложно?

 — Нет, не сложно. Мое периферийное прошлое и моя самостоятельность после армии были таковы, что я мог выжить в любых условиях. Даже все трудности, какие были, я воспринимал как нечто потрясающее. Я же в Москве! В театре! У меня было такое ощущение, что я на Марс полетел или на Луну! Все было в радость. Я встречал известных людей, общался с ними, потом меня стали звать в кино на небольшие роли. Ребята после армии обычно делают уклон в «женскую» сторону, а я на девушек даже внимания не обращал, так мне было интересно учиться. Я ведь был здоровый, уже взрослый парень, и мне стыдно было чего-то не знать, поэтому я, как губка, все впитывал, всем интересовался. Я понял, что выиграл лотерейный билет и теперь все зависит от меня, воспользуюсь я этой удачей или нет.

 — Артисты часто говорят, что к той или иной роли они шли всю свою жизнь. Значит ли это, что багаж сыгранных ранее ролей, их количество в какой-то момент переходит в качество?

 — Все роли чуть-чуть во мне что-то меняли. Надеюсь, что я из тех людей, которые умеют делать выводы. Может быть, потому, что меня учили старшие товарищи, я не был нигилистом. Я не боялся быть учеником не только в театре, но и в жизни. Я всегда пытался взять от учителей как можно больше. И от ролей тоже пытаюсь брать как можно больше. И потом каждая сыгранная роль влияет на следующую. С каждой новой ролью я становлюсь богаче.
Я никогда не думал, что буду играть царя Эдипа в Александринском театре в Петербурге! Это тот уровень, который повернул мои мозги на 95 градусов в другую сторону. Я никогда не думал, что такой далекий от всех нас Софокл вдруг станет мне таким близким. Но, видимо, так все сложилось, и опыт, и материал, и ремесло, что эта роль ко мне пришла. И сейчас думаю, что в этом есть закономерность, есть закономерность в том, что до Эдипа я репетировал в спектаклях по пьесам Чехова, Горького, Володина и других замечательных авторов. Не могу сказать, что раньше я делал кардинальные выводы. Сейчас, когда мне уже за сорок, я понимаю, что в свое время оказался в нужном месте и в нужное время. Сегодня я считаю, что имею право кардинально менять свою жизнь, совершать непрогнозируемые поступки, рисковать. Когда пытаешься рассчитать успех, победа бывает минимальной. А когда бросаешься, как в омут, потому что чувствуешь, вот оно — мое, ты можешь крупно выиграть. Хотя можешь и не менее крупно проиграть. Что касается царя Эдипа, то никто по-настоящему не знает о моей победе, кроме меня самого. Я очень счастлив, что эта работа состоялась. Знатоки даже говорят, что это лучший спектакль знаменитого греческого режиссера Теодороса Терзопулоса, и мне приятно, что в этом есть и моя доля участия. Сегодня я по-настоящему живу этой ролью.

 — Кроме главных, вы играете в Театре п/р О. Табакова, в МХТ им. Чехова и небольшие роли, и эпизоды. Как вы к этому относитесь, как к производственной необходимости, или же маленькие роли пусть по-своему, но все же оттачивают мастерство актера?

 — Мне кажется, что это аксиома — артист растет только на больших хороших ролях. С этим спорить сложно. Да, в театре есть команда, да, сейчас эпоха режиссеров, и я сам как режиссер понимаю, как хочется заполучить в эпизод самых талантливых в мире людей. Я сам часто убеждаю народных артистов сняться в маленьких ролях, и они делают это блестяще. Я сам играл эпизод у Никиты Сергеевича Михалкова в картине «Сибирский цирюльник». И мне было любопытно посмотреть, как работает Михалков, как работает на площадке Джулия Ормонд. Но это другое. Мне была интересна сама ситуация, а не роль. А вот другой пример. Играю Клеща в «На дне» Горького. И мне нравится этот материал, в котором я могу открывать для себя новое, находить в нем нечто неожиданное.
Иногда по глазам коллег и Олега Павловича Табакова вижу, что мне это удается, что я их каким-то своим открытием в роли по-настоящему удивил. Это дорогого стоит. А вот в спектакле «Лес» — другая ситуация. И не потому, что роль Восмибратова не главная, а потому что работали в спектакле двумя составами, и получилось, что мне на сцену выходить в лучшем случае раз в месяц. Какой смысл? Я не хочу играть роль «для галочки». Надо выбирать роли, не кидаться ролями, а именно выбирать. Вот ходил на первые репетиции «Когда я умирала» к Миндаугасу Карбаускису и понял, что это не мой материал, не моя эстетика. И мне не хотелось, чтобы молодые артисты видели несогласие более авторитетного артиста с тем-то и с тем-то. Это разрушительный процесс, я категорически против такого подхода. Я честно сказал Карбаускису: «Не понимаю, не мой материал, не моя эстетика». Мы поняли друг друга, и я ушел из проекта. Считаю, что поступил честно. Да и время сейчас так повернулось, что нельзя притягивать в работу за уши. Притянешь — будет слабое звено.

 — Отношения между людьми в жизни и в театре — вещь сложная. В идеале все личное должно оставаться за пределами сцены. Но в реальности актеру это сделать непросто. Все равно профессиональные контакты между партнерами в какой-то степени влияют на атмосферу спектакля. Для вас имеет значение, в какой команде вы играете?

 — Хорошо работается с теми, кто может похулиганить и принять твое творческое хулиганство. Одно время я не понимал смысла фразы «трагедию надо играть легко». Мне казалось, это невозможно. Оказалось, не прав. С хорошими партнерами можно играть легко, потому что можно войти в кураж, можно импровизировать. Партнер тебя видит, слышит, поддерживает. Он готов к любым проявлениям, он тебя читает, и ты его читаешь. Идет бессловесный сговор. Бывают и другие партнеры. Они как пластинки. Можно слова пропустить, они не заметят. Играть с такими партнерами тяжело. Недаром же великие мастера в театре и кино всегда собирали команду, которая переходила из спектакля в спектакль, из фильма в фильм. Члены этой команды говорят на одном языке, или им вовсе не надо говорить, они без слов все понимают. Хотя, конечно, мне бывает интересно поработать и с новыми людьми. На постоянных партнерах «глаз замыливается», а новые люди будоражат, возникают живые отношения. Это те нюансы профессии, которые мне интересно постигать.

 — Совсем недавно вы поставили в «Табакерке» спектакль «Кукла для невесты». Но это не первый ваш опыт в театральной и кинорежиссуре. Что подтолкнуло вас к решению попробовать свои силы в этом деле?

 — Я очень не люблю, когда коллеги сидят в гримерках и рассуждают: тот не так сделал, этот не так сделал. А ты попробуй сам возьми и сделай. Рассуждать легко. Я долго не решался попробовать себя в режиссуре, боялся, что не получится. Потом понял, что лучше сделать и жалеть, чем не сделать и тоже жалеть. Собрал ребят, мы сами даже костюмы шили и декорации делали. Выпустили спектакль «Процесс при закрытых дверях» Сартра. Второй опыт — «Пули над Бродвеем» по Вуди Аллену тоже был пробным. Потом случился значительный перерыв, и вот, наконец, я снова увлекся режиссурой и поставил «Куклу для невесты» Александра Коровкина. Эта работа была для меня в радость, да и артистам, занятым в этом проекте, думаю, тоже. Я очень люблю актеров. И мне не понятно, когда заранее рассуждают о том, что делается спектакль, на который публика ходить не будет, а вот на все фестивали спектакль поедет и все награды соберет. Я воспитан на актерском театре. Люблю, когда на сцену выходит артист, и я умираю, глядя на то, как он здорово играет. Мне приятно, что «Кукла для невесты» один из самых продаваемых спектаклей нашего театра. Спектакль растет, люди получают удовольствие от работы в нем, и это для меня счастье. Надеюсь, что у меня еще будут постановки в «Табакерке». Если сложится, я буду только рад.

 — Очень часто актеры, которые начинают сами снимать фильмы, в них же и играют. Вас не привлекает такая перспектива?

 — Нет. Это два разных дела. И когда я снимаю фильм, мне не хочется быть в кадре, сниматься самому. Зачем? Я получаю такое удовольствие, глядя на монитор, получаю удовольствие, когда монтирую картину. Это интереснейший процесс. Но я никогда не забываю, что и на съемочной площадке, и на сцене главное — это актер. Без него все не имеет смысла.

 — Вы много снимаетесь в кино, занимаетесь режиссурой, были педагогом. Не мешает ли это вашей основной профессии — профессии актера?

 — Когда преподаешь, ставишь спектакли или снимаешь кино, ты выходишь на сцену чуть-чуть другим. Ты в профессии актера существуешь более качественно. У тебя появляется какая-то новая сила, и она дает о себе знать в каждой роли. И это чувствуешь не только ты, это видят и твои партнеры. Мне нравится учиться, потому что чем больше ты впитываешь, тем богаче становишься. Как только ты приходишь в работу с ощущением того, что ты заслуженный или народный артист и поэтому ты все знаешь, все тебе известно, то - все пропало. Ничего не получится. У меня был такой момент, когда я приехал в Александринку к Терзопулосу. На первых репетициях мне было тяжело, и он сказал мне: «Тебе тяжело, потому что ты весь свой багаж пытаешься вложить в роль, а ты должен быть ноль, зеро. Не надо этого бояться. Твое от тебя никуда не уйдет. Надо быть совершенно открытым, распахнутым. Тогда все получится».

 — Вы однажды заметили, что пошли преподавать тогда, когда поняли, что пора учиться. Педагогика для вас процесс, имеющий обратную связь?

 — Да. Я восемь лет занимался педагогикой. Это удивительное дело. По ученикам проверяешь, в какой ты актерской форме. И сам становишься молодым, ведь от них идет колоссальная энергия. И режиссура тоже педагогика, надо объяснить артистам, как и что нужно играть. Объяснить так, чтобы они тебя поняли. Я обязательно вернусь в педагогику. Мне эта ниша безумно нравится, но сделаю это тогда, когда буду к этому готов, когда будет время. Педагогикой нельзя заниматься «для галочки». Ученики все чувствуют. Они очень болезненно относятся к тому, если брошены. Они переживают, страдают от отсутствия внимания к ним. Ради зарабатывания денег я этим не буду заниматься никогда. А еще очень хочется набрать свой курс. Студенты — это штучный товар, и я хочу за каждого из них нести ответственность. И потом, передо мной слишком сильный пример — мой учитель Олег Павлович Табаков, который был с нами и днем и ночью. Был нашей мамкой. Уделял время каждому, чтобы из нас что-то получилось. Он за каждого боролся до конца, прежде чем расстаться. Он в каждого верил. Мне бы хотелось в этом быть на него похожим?